Мне сделали операцию

Ну что ж, вы дождались официального апдейта от Дениса. В этом выпуске: офигенность, неимоверная благодарность, боль, страдания, сумасшествие и отчаяние. Видите, как я в начале хорошенькое сказал, чтобы вы дочитали до пи*деца.

Простите меня, конечно, но я просто офигенен. До сих пор не могу поверить, какую дичь я переношу и как искусно я всё организовываю. (О, песня "Я и Твой кот" заиграла). За день до моего кладения в больницу я, не вставая с кровати, сходил к психиатру, которая прописала мне антидепрессанты. Т.к. этот пост обо всем сразу, я буду концентрироваться на самых важных мыслях и переживаниях. Первая мысля́, пришедшая в мою абсолютно здоровую голову - "Вот это ты скатился...до антидепрессантов", но я ее быстренько трансформировал - "Вот это да! Я дорос до того, чтобы помогать себе антидепрессантами". А вторая - "а что, если таблетки мне помогут, и никто больше не будет мне помогать?" Т.е. я могу рассмотреть только такой сценарий, где меня любят, только если я этого заслуживаю - болею. Ю-ху! Попробуйте-ка вот это трансформировать.
По приезду из Берлина у меня было буквально пару дней, чтобы всё успеть, и важной частью подготовки к муче...кх-кх...лечению было поговорить с моими войнами света и добра. Я провёл пафосные разговоры с близкими друзьями, объясняя, чего ждать, как мне помогать, что делать, чего не делать. Я записывал некоторым сообщения а ля "Прочесть, когда я стану мудаком, который тебя обидит", создал чат, списки контактов, распределил роли и т.п. Как же мне было неловко это всё делать, но оглядываясь назад понимаю, что я прям офигенный. Это очень мне помогает, а идея просто супер поэтому, если вдруг заболеете раком, то смело пользуйтесь.
Вы можете себе представить: меня проважали в больницу! Вообще этот день был очень насыщенный. Пару раз я чуть не сдох от паники и ужаса, ведь мне одновременно решил позвонить весь мир со всевозможными проблемами. И университет с экзаменами и отпусками, и больница, требующая присутствия, и родители, требующие... чтобы я знал чего. А я просто хотел приготовить долбанное тофу! Но меня успокоили, я пришел в себя, но тофу так и не приготовил. Мы всей бандой собирались у меня дома и вместе поехали в больницу. Ааааааа. Кто там сверху начисляет пунктики, обязательно каждому моему другу и подруге по миллиону. Рядом с больницей мы сделали очень милых фотографий, пообнимались и сказали важных слов в дальний путь.
Я проводил им "экскурсию" по больничному двору: "Вот тут поликника, вот это больница, а вот это окна отделения онкологии..." На последних словах я чуть не упал, осознав, что совсем скоро окажусь по ту сторону окон. Я снова почувствую запахи, услышу звуки... Но это продлилось около трёх секунд, я быстро оправился и мы начали искать место для телефона под подсолнухом (Да, там ростёт высоченный подсолнух).
Как вы поняли, тумблер переключился. Я включил делового Дениса, который решает столько вопросов, все знает и ничего не чувствует. В больнице я со всеми здоровался и улыбался, шутил и излучал оптимизм. Даже в разговоре с моей врачом о начале приёма антидепрессантов, конфликте с родителями и предстоящей химиотерапии я держался молодцом. Перечитывая этот текст и исправляя ошибки, я плачу, потому мне так жалко Дениса, переступившего порог онкологии, мне хочется его обнять и поплакать вместо него. Но он одинокий и стойкий воин и не думал об этом.
Тут надо вставить про мои отношения с родителями. Я им не пишу, не звоню, если они мне пишут, то я сухо отвечаю на вопросы, редко отвечаю на звонки. Мне это даётся с большим трудом, ведь до сих пор я на них не злюсь, поэтому я нахожу злость к ним у моих друзей. Не подумайте, что они подговаривают меня не общаться с родителями, они просто напоминают, что мама, звонящая за пол часа до того, как я ложусь на операцию с вопросом "А ты ещё в Берлине?", не очень классно помогает мне. Поэтому просто стараюсь быть прагматичным - они мне сейчас не помогут, поэтому лучше не ворошить эту кучу.
Операция. Как обычно это прикольный опыт: мыться странной губкой, не есть и не пить, раздеваться, быть окружённым толпой людей, которым всё равно на тебя, просыпаться непонятно где и когда. В этот раз мне делали операцию крутым и современным супер-лазером. Как бы классно, но после операции все интересовались, почувствовал ли я какую-то разницу в сравнении с традиционной операцией. Нет, бл*ть, болит так же как и ножом. Мне так же разрезали кожу меж ребрами, раздвинули кости, только теперь вместо скальпеля, лазер вырезал кусок лёгкого с опухолями. После мне вставили две трубки, чтобы стекала кровь и другие жидкости в чемоданчик с бурлящей водой. Поэтому последующие дни засыпал я под прекрасные звуки лесного ручья, а жужащую помпу для химии соседа моё сознание игнорировало.
Первые три дня, когда мне в костный мозг ещё поступал местный наркоз, я чувствовал себя более-менее, а в ретроспективе - офигенно. Ночью, когда закончилось ЗетО (наркоз), началось месиво.
У меня поднялась температура, и я быстро обнаружил ошибку, совершенную хирургами во время операции: они случайно залили ведро расплавленного свинца мне в грудную клетку. Мне сдавливало грудь, будто бы на нее положили раскалённый тяжеленный утюг, я делал глотки обжигающего воздуха. Это все из-за операции, поэтому я был к этому готов, но мне в добавок посчастливилось ещё и температурить.
Под одеялом, выделяя литры пота, в полу бреду, я позвонил Брокелстеру (Ophiothrix fragilis).
Так, тут отступление. Я запарился, всех называть друг, подруга, потому что их так много, так много, что аж запутаться можно, но я и не хочу использовать их имена, вдруг я стану мега популярным, и чтобы они не засудили меня за использование их реальных имён. Поэтому я буду называть их в блоге... особенными... словами. Не волнуйтесь, не только вы кринжуете, но я твёрд в своем решении, разве что, может быть в будущем поменяю слово, которое их описывает.
Возвращаемся к моим предсмертным конвульсиям. Я что-то шепчу Брокелстеру в телефон, меня достает врач тупыми вопросами о том, что, где, как и почему у меня болит, я глотаю воздух и надеюсь на скорейшее облегчение. Почему-то думаешь, что присутствие кого-то поможет тебе пережить это. Но тут я надеялся не на облегчение боли. Я ждал луч света, чтобы моё напуганное сознание снова нашло реальность, перестало тонуть в этой темной реальности. В итоге медсестра ввела мне большую дозу морфина, наблюдая за моим превращением в желе в её руках. Она с мамой моего соседа по палате меняли мою мокрую постель, а Брокелстер лежал на моём животе. Медсестра обрадовалась, что я говорю с кем-то по телефону, а не разговариваю сам с собой. "Ха-ха, да вы что, все ещё не на столько плохо".

Последующие дни открыли для меня ужасную правду. Гораздо больнее и страшнее надееться на кого-то. Сравнивая моё "лечение" пару лет назад и в этот раз, я ужасался, осознавая своё одиночество. Я ни с кем не созванивался, меня никто не провожал, я никому не рассказывал о боли и страхах, но сейчас не легче. А что, если они не ответят, они слышат, но не могут ответить, они не знают что ответить, я не могу полностью передать все то, что чувствую. В конце концов, все равно чувствую всё только я, полностью пережить, целиком понять могу только я. Надеяться - разочаровываться и злиться.
Я очень много спал в это время, мне кололи морфин, у меня была температур да и просто психика не очень стабильная, поэтому в моей голове творилось очень много. Мне много раз снились родители, моё детство, но каждый раз какие-то альтернативные истории, Брокелстер был в беде, друзья отворачивались от меня, меня выгоняли из лагеря, переводили в другие больницы. Сон и сон, но я так глубоко в них погружался, что просыпался с ненавистью к самым близким, реальным страхом и окружённый полным одиночеством. В реальности это был понедельник, для меня это была неделя непонимания, недосказанности, тревоги, отчаяния и слабости.
Я осознал, что, в принципе, я живу так свою "нормальную" жизнь. В свою голову я помещаю знаки, убеждения, теории и страхи, а анализируя их трачу всё своё свободное время Я не вижу реальной ситуации, не проживаю жизнь, я блуждаю по логичным и абсолютно оправданным лабиринтам воздушных замков моего сознания.

Через неделю после операции меня удивили новостью, что я могу идти домой, и хоть мне нужна химия, ее мне дадут попозже, поэтому на выходные я волен идти домой. Собрав все свои силы, не показывая слабости, чтобы вдруг не оставили ещё на чуть-чуть, я вышел. Меня встречала подруга - Armillaria mellea. Мы доехали домой, лично я при этом процессе не присутствовал, но квитанция в убере говорит об обратном. Армилария купила мне еды, лекарств, накормила супчиком, и я вернулся в сон.
На следующий день я ездил к Брокелстеру на День Рождения его пёсика с именем приведения. Кто знает, может и он на меня в суд подаст, поэтому, лучше буду поаккуратнее. И было очень классно, я совсем забыл где я и что я. Ну почти забыл. Ночь мне быстро напомнила о моём положении.

Но хватит о хорошем. В последнем паническом эпизоде, я разобрал много важных моментов.
Я чувствую себя эмоциональным эксбиционистом, который только и ищет возможности рассказать людям о своих проблемах. Я увидел абсолютных крах своей личности и некомпетентность абсолютно во всех вопросах. Я ничего не умею, ничего не знаю и объективно не такой интересный, как многие вокруг. У меня реально проблемы с головой, и всё моё детство полно закопанных психологических травм. Моё поведение, всю мою жизнь, я лишь пытаюсь спрятать все мои уродства и заставить людей полюбить меня.
Я очень устал... Я устал физически, устал чувствовать боль, страх и грусть, я у стал слушать себя. Я собрался с силами, чтобы позвонить человеку, с которым хотел поговорить во время этого панического эпизода, но он мне не перезвонил. И самое прикольное - я почувствовал облегчение. Человек прокололся, и теперь я бедненький - так мне гораздо легче. Ведь быть брошенным легче, чем реально принять помощь от кого-то. Я не доверяю людям и мне нравится находить подтверждения этого видения. Мне будет труднее услышать извинения от родителей, чем не общаться с ними.

Со дня на день должны подействовать антидепресанты. Как же я надеюсь, что они изменят меня до неузнаваемости.